Ночной поезд в Инсбрук - Страница 25

Фредрик рыдал. У Фрэнсис не было сил его утешать. Она не спала четыре ночи подряд. Ричард пропал. А теперь это. Она была не в состоянии даже плакать. Хотя так было бы намного легче.

5

Когда они добрались до Асуана, Фрэнсис чувствовала себя так, будто только что сдала очень трудные экзамены в университете. Ночь, которая преследовала ее, наконец-то развернулась и скрылась на цыпочках со света. Как только они устроились в «Сад-эль-Али», она взяла Лину за руку и улыбнулась:

— Вот видишь, я же говорила, что все будет хорошо. Вади-Хальфа далеко позади. Ты добралась в целости и сохранности.

— Да уж, как же, в целости.

— Лина, хочу, чтоб ты знала. Фредрик рассказал Перу о ребенке. Это я заставила его.

— Fan ocksa.

— Было бы несправедливо продолжать держать его в неведении.

— Наверное, он очень злится.

— Да, он рвет и мечет. Его взбесило то, что ты чуть не угробила себя, только чтобы оградить его от потрясения.

— Я увела у него мужчину. И я за это наказана.

— Не надо так говорить. Вам троим очень повезло. Вы вместе прошли через это испытание. И все вместе вы вернетесь к нормальной жизни.

Лина кивнула.

— И вот еще что, — поддразнила Фрэнсис, — я бы тоже не смогла сказать «нет» Фредрику в походном душе или где бы то ни было!

Робкая, слабая улыбка коснулась губ Лины.

— Теперь тебе лучше ехать дальше.

— Не говори глупости. Я поеду с тобой в больницу.

— Не надо, со мной все будет в порядке. Tы должна поехать в Каир на поиски того человека.

— Хм-м, ты думаешь, он хочет, чтобы его нашли?

— Не знаю.

Страх, пронизывающий каждое движение Лины в Вади-Хальфе, сменился полным смирением.

— Ты просто обязана его найти. Если ты не сделаешь этого, твои мытарства никогда не закончатся.

— Может, он поэтому так и поступил, зная, что я никогда не хотела, чтобы мое путешествие подошло к концу. — И она начала паковать вещи. — Хорошо, но только при условии, что ты действительно не против. Я поеду, заселюсь в наш отель, приму душ и позавтракаю. А затем навещу тебя в больнице.

— Не надо. Ни к чему это, Фрэнсис.

— Почему?

— Не имеет смысла. Мы ведь никогда снова не встретимся.

— Почему же не встретимся? Все мы встретимся. После всего того, что мы пережили вместе…

— В том-то все и дело. Давай оставим все как есть.

— Но последние три дня мы…

— Да. Именно эти последние три дня я и хотела бы забыть и никогда не вспоминать.

— Лина, но это несправедливо… ты не должна со мной так поступать.

— Спасибо, Фрэнсис, за то, что спасла мою жизнь.

— Да ладно тебе, ты сама спасла свою жизнь. Ну а как же наша дружба?

— Нас связало несчастье.

— Но мы могли бы дружить и дальше. У нас впереди вся жизнь. — Фрэнсис неуверенно улыбнулась. — Неужели тебе неинтересно будет узнать, нашла ли я Ричарда?

— Я знаю точно, что если ты не найдешь его, то судьба тебе подарит кого-то еще в награду за все, что ты сделала для меня.

Фрэнсис пристально на нее посмотрела:

— Ты уверена, что не хочешь продолжить общение?

Лина покачала головой. Вошла Афаф, веселая и шумная. Она взяла Лину за руку и что-то сказала ей ободряющим тоном на арабском, а потом, помахав рукой, нежданно-негаданно ставшая повитухой египтянка ушла, будто вернувшийся в бутылку джин.

— Ничего не поделаешь, — тихо сказала Лина.

Фрэнсис стояла как вкопанная, с косметичкой в руке, но постепенно до нее начало доходить. То, что они пережили, может быть, и было основанием для крепкой дружбы в ее глазах, но для Лины на первом месте стояло не то, что Фрэнсис для нее сделала, а то, что им всем не удалось сделать: спасти ее ребенка. Фрэнсис, сама того не осознавая, стала невольным свидетелем несчастья и навсегда останется в памяти напоминанием о нем. Ей теперь было отведено место в этом акте пьесы, а не в последующих сценах.

Пер постучал в дверь и вошел. Он выглядел намного старше, чем три дня назад. Он о чем-то переговорил с сестрой.

— Подъехала машина скорой помощи, — сказала Лина. — Мне пора.

Она протянула руку Фрэнсис.

— Я никогда не забуду тебя, — прошептала она. — Никогда.

Не в состоянии вымолвить ни слова, Фрэнсис быстро обняла ее, водрузила на спину рюкзак и шагнула в сторону двери. Пер ее остановил и, с полными глазами слез, пожал ей руку и кивнул.

Впервые за последние шесть дней Фрэнсис осталась одна. В номере гостиницы «Абу-Симбел» кондиционер был сломан, а душ работал с перебоями, но все же здесь было прохладно, темно и спокойно. Приняв душ и облачившись в чистую тунику, она позавтракала на балконе. Уже много дней она так не объедалась. Стоило ей сойти с парома на сушу, Египет начел оказывать на нее благотворное влияние. Такое впечатление, будто она сидит в любимом кресле в привычной обстановке. Все выглядело гармонично, может быть, из-за цветовой гаммы: зелень Слонового острова, чистая голубая речная вода, белые паруса фелюг и длинная полоса песчаных дюн на том берегу. А может, это благодаря воздуху без примеси песка и городскому шуму, на фоне которого напряжение снималось само собой. Ее мышцы начали расслабляться — осторожно, будто чувствуя, как уходит опасность, и наконец все ее тело приятно размякло. Настроение заметно улучшалось.

Нил проплывал мимо, сам не подозревая того; фелуги дрейфовали; гостиничный паром курсировал между островом и материком. Туристов кругом было не так много, но по набережной Корниш сновали местные женщины, завернувшись в аббайях и спеша мимо пришвартованных к берегу круизных кораблей. В садике под окнами люди сидели в тени деревьев и угощались кофе, мороженым и газированными напитками. Жизнь в Верхнем Египте текла своим чередом, пока Фрэнсис сидела на балконе, распутывая узелки в своей жизни и в волосах. Наконец, расчесав волосы и освободив тело от въевшейся грязи, она насладилась тем, что ценила больше всего на свете, — уединением. Не надо было ни с кем поддерживать беседу, никто на нее не пялился. Никто ее даже не видел. Она была одна, абсолютно одна, и в этот момент отсутствие Ричарда не очень-то ее трогало. Она почти готова была забыть про него — только бы не было больше скандала, взрыва эмоций, шумной толпы снующих потных тел, толкавшихся около нее с тех пор, как они отбыли из Хартума. Она спала рядом с ними, ела рядом с ними, стояла с ними в очередь в туалет, она обнажила перед ними свое безутешное горе. Теперь же, несмотря на стук лошадиных копыт по Корниш и шум машин, она пребывала в уединении. Река завораживала, притягивала, охлаждала.