Ричарда не волновало, сколько стоит пребывание в отеле. Те дни, когда ему приходилось мириться с неудобствами, сочтены. Деньги, которые он отложил на квартиру, пойдут на оплату счетов, потому что после того, что ему пришлось пережить, он не собирается проживать в каком попало отеле. И даже в более чем приличном «Акрополе». А когда вернется Фрэнсис, они смогут вместе валяться на огромной двуспальной кровати и наслаждаться всеми благами, вроде кондиционера и других атрибутов роскошной жизни, несовместимых с ее представлением об образе жизни путешественника.
— Как жаль, что ты разминулся со своей девушкой, — сказал Эндрю после того, как Вебстер ушел. — Как думаешь, с ней все будет в порядке?
— Надеюсь, что да. У Фрэн хорошо получается переезжать с места на место, а вот если она застрянет где-то надолго, то может запаниковать. У нее крышу снесет в Вади-Хальфе. Там жарко, как в преисподней, нечего делать, и она понятия не имеет, где меня искать. Местная гостиница — четыре стены посреди пустыни. Вади-Хальфа — это перевалочный пункт, и ничего больше.
— Бедняжка.
Ричард встал и подошел к окну.
— И не говори, но она приехала сюда в поисках приключений и теперь получит все сполна.
— Между тем ты застрял в Хартуме надолго. И как собираешься убивать время?
— Я буду делать то, чем занимался последние три года: ждать Фрэн.
Эндрю пошел работать. Ричард сел на кровать и уставился в стену, думая о Фрэнсис. Теперь, когда ему стало получше, он мог подумать и о ней, но он не мог себе представить, каково это, когда проснешься и обнаружишь, что твой спутник отстал от поезда. Такого нелепого происшествия он не припомнит за все годы совместных путешествий. Эта последняя капля переполнила чашу его терпения. Довольно плясать под дудку Фрэнсис. Он уже наездился в душных, переполненных поездах дальнего следования, пережил несчетное количество пищевых отравлений, ночевал в бесчисленных комнатах с голыми стенами. Слава богу, что все позади. Он долго делал то, что хотела Фрэнсис, так что пора положить конец бесконечным путешествиям. По правде сказать, за последнюю неделю Ричард столько пережил, что ему хватит этого до конца жизни. Теперь он, как никогда, жадно предвкушал будущую нормальную жизнь. Хватит с него пыли, пустынь и железных дорог, ведущих в никуда.
Вебстер позвонил в этот же день.
— Боюсь огорчить вас. Я дозвонился до Вади-Хальфы, в отель «Нил», но было уже поздно. Мисс Диллон уехала.
— Что?
— В настоящий момент в Вади-Хальфе нет иностранок.
— Но вы говорите, она была там?
— О да, она там точно проживала, но уже выехала. Я связался с управлением железной дороги, и они сказали мне, что поезд отбыл из Вади-Хальфы этим утром, с опозданием на пять дней, как обычно это случается. Могу предположить, что мисс Диллон в этом поезде, потому что другой поезд прибыл в Вади-Хальфу в субботу, и раз вас в том поезде не было, она, возможно, решила вернуться обратно в Хартум.
— Господи Иисусе. Ей придется проделать этот путь в третий раз за последние две недели.
— Да, но с какой стати было ей сидеть там невесть сколько, не зная, когда вы появитесь, — как вы думаете?
Невесть сколько? Фрэнсис просто не поняла бы этих слов.
— Думаю, вы правы. Когда прибудет поезд?
— Ручаться не могу, но если не сломается по дороге, то будет здесь в среду.
— Вот и славно.
— Мне было бы намного легче, если бы у нас была возможность успокоить ее, перед тем как она отправится в путь. Она, наверное, сходит с ума от волнения.
— С ней все будет хорошо. В поезде она придет в себя. Ей легче будет все пережить в пути. Если бы она осталась в Вади-Хальфе, то рехнулась бы от пустого ожидания.
На следующее утро, все еще не веря, что его собственные злоключения успешно завершились, и полагая, что с Фрэнсис скоро тоже все будет хорошо, Ричард купил плавки в гостиничной лавке и спустился к бассейну. Чистая голубая вода. Невозможно устоять. В прохладных чертогах отеля даже солнце не кажется таким жарким. На самом же деле солнце оставалось таким же беспощадным, как и четыре дня назад. И когда он осмелился высунуть нос на улицу, сгоревшие руки обожгло так, будто на них капнул горячий жир, и вся вернувшаяся к нему респектабельность не могла защитить от невыносимой жары. Растянувшись под большим зонтом, выставив на свет лишь ноги, он слушал, как вода плещется в бассейне, как плещутся купальщики и нежно воркуют прибывшие с Запада красавицы. Он вдохнул едкий запах хлорки и со странным наслаждением почувствовал, как горят его голени. Конечно, он был осторожен. Теперь он знал, что ничего нельзя пускать на самотек, знал, чем чревата неосторожность, и когда он уже не мог выносить жару, то нырнул в бассейн.
Тело все еще ныло после всех издевательств над ним, а энергия постепенно возвращалась. Ричард провел день у бассейна, потчуя других постояльцев рассказами о своих приключениях, преувеличивая трудности, которые встретились ему на пути, а также те препятствия, которые придется преодолеть Фрэнсис, прежде чем они снова будут вместе. Вечер он провел в большом кругу здешних европейских колонистов, отвлекая их от повседневных забот и давая им пишу для толков, а они, в свою очередь, и его развлекли. Он дали ему возможность увидеть Судан их глазами — это был уже третий открывшийся ему взгляд на эту страну. Путешествуя с Фрэнсис, он смотрел на Судан через перископ. Суданцы, которых они встречали, были либо водителями такси, либо официантами, а из иностранцев они общались только с такими же туристами, как они, и тех тоже интересовали только достопримечательности, средства передвижения и вопросы здоровья. Они стремились лишь проехать на поезде, поплавать на лодке и увидеть слияние двух рек: двух близнецов по имени Нил. Судан являлся лишь средством достижения цели, а не самой целью. Но в Абу-Хамеде и по дороге в Хартум Ричард общался с суданцами, немного пожил среди них и узнал много нового, а теперь он получил возможность узнать еще больше: Судан глазами людей с Запада, которые здесь живут, Они рассказали, какие трудности таит в себе жизнь в Хартуме. Летняя жара. Пылевые бури. Болезни, конечно же. Отключение электричества и плохие туалеты. Когда он попросил их назвать положительные стороны, они в один голос ответили, что это — здешний народ, низкий уровень преступности и, как ни парадоксально, погода.