Ночной поезд в Инсбрук - Страница 78

— Кто он? Один из тех безумных австралийцев?

— Нет. Он ирландец.

Ричард молчал, поэтому она продолжила:

— Сама бы я ни за что не остановила свой выбор на нем. Я всегда думала, что если выйду замуж, то это будет человек вроде тебя, рядом с которым нельзя расслабляться. Кто-то, кто всегда бросает мне вызов, чтобы я постоянно была в лучшей форме. Вышло иначе. Я собираюсь связать свою жизнь с человеком, который… Ну, не знаю, с которым мне хорошо, легко. Он заботится обо мне. Он обожает хоккей на траве и кошек, а еще у него густая борода. Наверное, не совсем в моем стиле.

Ричард, вылупив глаза, смотрел куда-то в сторону коридора. Ему не хотелось слушать все это, а вот мне было интересно. Это мне она рассказывала (так, между нами, девочками) о своем мужчине. Голос у нее стал мягче. Как губка.

— С ним все ясно и понятно. Мы выращиваем овощи и гуляем по холмам в выходные дни. Вечером мы забираемся в постель с кружками какао и деремся из-за одеяла.

— Скучновато, — пробормотал Ричард, — но если тебе нравится…

— Я никогда не была так счастлива и довольна жизнью.

Ричард вышел в коридор. Мое сердце так сильно билось о грудную клетку, что я бы не удивилась, если бы кто-нибудь из них наклонился, заглянул мне в лицо и сказал:

— Ну как, тебе все слышно или погромче надо?

Фрэнсис встала и прислонилась к дверному косяку, на который они по очереди опирались всю ночь.

— Ричард, наши отношения ни к чему бы нас не привели. Мы слишком многого хотели друг от друга. Мы бы высосали друг из друга все соки и остались бы выжатыми до конца жизни. Разве мы к этому были готовы: спорить, кому сегодня лечить кошку от глистов, а кому идти за молоком? Нашим отношениям суждено было разбиться о быт. Ты клялся и божился, что именно об этом мечтаешь, ты лишился бы всего того, что дал тебе Египет. Наш роман — каприз природы. Я восхищалась тобой. Я тебя обожала. Но я не могу сказать наверняка, любила ли я тебя по-настоящему, и хорошо ли я тебя знала, потому что, когда судьба преподнесла нам испытание, оказалось, что мы не понимаем друг друга. И не доверяем друг другу. Мы до сих пор до конца друг другу не верим.

Через секунду она добавила:

— Я обрела кое-что еще. Спокойствие и простоту отношений. Ясность мысли и душевное равновесие. Тихие семейные радости. Это стоит тысячи ночей страстной любви. Я поняла это в Вади-Хальфе.

Она развернулась, но Ричард, войдя в купе, схватил ее за локоть. Затем он взял в руки обе ее ладони.

— Давай снова отправимся в путешествие. Ты забыла, что это такое. Ты забыла, какой это кайф, забыла, как красив рассвет над пустыней. Я могу снова показать тебе все это!

Она прикоснулась лбом к его лбу:

— Скажи, что ты бросил меня, Рич. Это все, что я хочу от тебя услышать.

— Это невозможно, Фрэн. Невозможно.

Мне надо было размяться. Я так одеревенела, что казалось, я что-нибудь сломаю, если пошевелюсь. Я повернула голову к стенке, чтобы вытянуть шею, и напрягла мышцы на ногах, потянувшись носками вперед. Снова вытянув шею, я непроизвольно подняла голову — и заметила, что за окном светает. Там было теперь все темно-синим. Скоро рассветет. И потом мы прибудем в Инсбрук. На какую-то долю секунды я насладилась этим ощущением: я возвращаюсь в реальный мир. Закрыв глаза, я прогнала прочь воспоминания о странной ночи и не менее странной истории. Я постаралась забыть ее, потому что она поглотила меня целиком, и, глядя на крепко обнявшуюся парочку, я не почувствовала ничего, кроме грусти.

Я пыталась уснуть.

Она рассказала нам про Каир, описала посольство до того, как узнала о его паспорте. Если она все выдумала, то попала прямиком в ловушку. Однако рассказ ее звучал довольно складно. Но как же это могло получиться, что его паспорт оформляли как раз в то время, когда она сидела в посольстве и ждала от него известий? Нестыковка какая-то. А в Хартуме что? Недобросовестный сотрудник послал телекс с отрицательным ответом в Каир, не сделав запроса — в городе этот человек или нет? Ричард явно так не думал, но у него было большое преимущество передо мной и Фрэнсис: он знал то, чего мы с ней не знали. Скорее всего, посольство Великобритании в Хартуме представляет собой большой и шумный офис, в котором работает уйма людей, многие из которых могли не знать, что какой-то турист отстал от поезда, но раз Ричард был единственным из нас трех, кто мог при сем присутствовать, то с него и взятки гладки.

Не зная всей правды, я могла понадеяться только на свое шестое чувство и встать на чью-либо сторону. Беда в том, что я не готова была принять ни одну, ни другую сторону. Скорее уж правда посередине. Если бы они оправдывались и спорили, то все было бы проще. Если бы Фрэнсис не призналась, что по своей природе она была человеком, несклонным к оседлой жизни, а Ричард не признался в том, как близок он был после их последней стычки к тому, чтобы забыть об их совместном будущем, то я бы почуяла неискренность в словах одного из них. Но сейчас интуиция, не подводившая меня в других случаях, ничего не подсказывала. Все было ясно и вместе с тем совершенно туманно. Оба говорили дельные вещи. Если бы он решил ее бросить, он наверняка не стал бы так издеваться над ней. Если бы она хотела избежать обязательств перед ним, то почему же она теперь предпочитает оседлую жизнь, которая так пугала ее раньше? А правда ли это?

И самый главный вопрос: как мог один из них так поступить жестоко с другим четыре года назад — и повторить то же самое этой ночью в поезде?

Мне надо было пойти спать в другой вагон.

Одно можно утверждать смело. Никому из нас, говоривших и слушавших всю ночь напролет, не стало от этого лучше. Сколько бы ни осталось недосказанным между ними — само их молчание было пронизано скорбью по тому, чего уж не вернешь, по долгому романтическому приключению, которое подошло к концу. Что бы ни произошло на самом деле, сейчас они оплакивали дни, проведенные вместе в поезде «Долина Нила», и я, посвященная в их историю, тоже скорбела вместе с ними. Я и в самом деле была очень подавлена. До меня только потом дошло, что когда я выйду из вагона, то останусь в самом невыгодном положении из нас троих. Тот, кто лгал, был единственным, кто в точности знал, что произошло. Тот, кто говорил правду, тоже знал, где ложь, а где истина. А вот я понятия не имела, какая из услышанных историй, какая из двух исповедей подлинная. И что хуже всего, мне никогда этого не узнать. Именно поэтому я смотрела в светлеющее небо и задавалась вопросом, что же произойдет в Инсбруке.